Повторяем, экипаж в полной безопасности.
— До попадания двадцать секунд, — объявил компьютер.
— Так включи двигатели! — взревел Форд.
— О, разумеется, старина! — ответил компьютер.
Заработали двигатели, корабль плавно развернулся и вновь устремился навстречу ракетам.
Компьютер запел.
— Когда идешь на грозу, — гнусаво выл он, — не смей склонять головы!
Зафод заорал, чтобы тот заткнулся, но его голос потонул в страшном грохоте, который со всем основанием можно было назвать предвестником неминуемой гибели.
— И не бойся… ветра… и тьмы! — выводил Эдди.
Грозные ракеты мчались на корабль. Они занимали уже почти весь экран.
По невероятно счастливой случайности они, не успев скорректировать курс в соответствии с судорожными рывками «Золотого сердца», прошли прямо под ним.
— А в конце грозы — небо в золотых лучах… льют птицы трели в бархатных ночах… Уточненное время — пятнадцать секунд.
Ракеты сделали крутой вираж и вновь устремились в погоню.
— Вот так, значит, — вслух подумал Артур. — Сейчас мы неминуемо погибнем, да?
— Пожалуйста, не надо так говорить, — попросил Форд.
— Не склоняй головы перед бурей, — заливался Эдди.
Неожиданно Артура осенило. Он подошел к пульту управления.
— А почему мы не включаем невероятностную тягу?
— Ты, верно, спятил, парень! — стараясь перекрыть шум, ответил Зафод. — Если ее не запрограммировать, знаешь, что может быть?
— Какая разница? — прокричал Артур.
— В сердце надежды храни огонек…
— Так кто-нибудь объяснит, почему нельзя включить невероятностную тягу?
— истерически закричала Триллиан.
— И никогда не будешь одинок… Пять секунд. Я счастлив, что узнал вас, друзья! И никогда-а-а… не будешь… одино-о-ок!
— Я спрашиваю, — завопила Триллиан, — кто-нибудь…
Потом все исчезло в адском грохоте и умопомрачительной вспышке.
А потом корабль — с резко изменившимся и, надо отметить, весьма симпатичным интерьером — продолжил полет. Рубка управления значительно увеличилась в размерах и переливалась нежными, пастельными тонами голубого и зеленого. Из пышного куста папоротника уходила ввысь спиральная лестница, никуда, собственно, не ведущая, а рядом с большими солнечными часами стоял главный компьютерный терминал, оправленный в гранит.
Хитроумно расположенные источники света и зеркала создавали совершенную иллюзию бескрайнего, великолепно ухоженного субтропического парка. Там и сям среди оранжерейных чудес виднелись мраморные столики на изящных кованых ножках, а в зеркалах, если смотреть в них под определенным углом, отражались показания приборов, хотя где находились сами приборы, оставалось неясным. Все это, по правде говоря, было сказочно красиво.
— Что случилось, черт подери?! — воскликнул Зафод, развалившийся в плетеной качалке.
— Я просто переключил тумблер невероятностной тяги, — робко произнес Артур, лежащий у бассейна с золотыми рыбками. — Вон там… — И указал рукой на вазу с цветами.
— Но где мы? — спросил Форд. Он сидел у подножия спиральной лестницы с бокалом приятно охлажденного «Пангалактического грызлодера» в руке.
— Полагаю, там же, где и раньше, — ответила Триллиан как раз в тот момент, когда все зеркала внезапно отразили тоскливый ландшафт Магратеи.
Зафод пулей выскочил из кресла:
— Тогда что стало с ракетами?!
Новая, поразительная картина открылась в зеркалах.
— Похоже, они превратились в горшок с петунией, — неуверенно проговорил Форд, — и очень удивленного кашалота…
— Невероятностный фактор, — объявил Эдди, который ни чуточки не изменился, — один к восьми миллионам семистам шестидесяти семи тысячам ста двадцати восьми.
Зафод уставился на Артура:
— Что ты об этом думаешь, землянин?
— Ну, — молвил Артур, — я всего лишь…
— Отличная мысль — включить невероятностную тягу при выключенных защитных экранах! Ты спас нам жизнь, знаешь, парень?
— О, право, — смутился Артур, — пустяки.
— Пустяки? Ладно, пустяки так пустяки, — легко согласился Зафод. — Компьютер, давай на посадку.
— Однако…
— Я сказал!
Не повезло только кашалоту, который внезапно возник из небытия в нескольких милях над поверхностью планеты.
Поскольку для кашалота это весьма необычное положение, у бедного невинного создания было очень мало времени, чтобы составить себе картину мира, уяснить свое место в нем и осознать, что это место скоро станет вакантным.
Вот полная запись мыслей кашалота с самого начала его жизни и до ее конца.
«Ах!..
Э-э, простите… кто я?
Ау-а?
Почему я здесь? В чем смысл моего существования?
Что, в сущности, означает этот вопрос: „Кто я“?
Надо успокоиться, взять… О-о! Странное ощущение… Какой-то зуд, словно бы пощипывание в моем… моем… Очевидно, необходимо сперва выработать терминологию, если я хочу хоть мало-мальски продвинуться в понимании того, что на данный момент назовем окружающим миром. Итак, странное ощущение в моем, скажем, животе…
Хорошо. Ого-го! Оно становится сильным! И вот еще — что за громкий свист, прямо скажем, рев в том, что я неожиданно решил назвать ушами?
Пожалуй, наречем это… ветром! Подходящее название? Сойдет пока, а там и получше подыщем, когда выяснится, что это такое. Что-то, наверное, значительное, потому что его очень много…
Эй! А это еще что? Вот этот… предположим, хвост. Да, хвост! М-м-м, как лихо я им размахиваю. Ухты! Ухты! Здорово!.. Правда, видимых результатов нет, но я еще докопаюсь, для чего он…